[Swe-e-tJane]

А еще, помнишь, ты спрашивал, есть ли у Майка Науменко что-нибудь стоящее. Не знаю. Может, вот это? Хотя, не сомневаюсь, что это совершенно не близко тебе с твоим полнноценно-счастливым куском жизни вне меня. Могу сказать одно: когда-нибудь, когда вдруг (о, ужас! как такое могло случиться!) ты будешь сидеть в субботу вечером один в тихой темной комнате, когда некуда и незачем будет идти, звонить, писать. Когда устанешь читать, и музыка станет отвратительна. Когда будешь пить просто, чтобы не тошнило. А вокруг будут говорить: о, у него романтические настроения, декадентские состояния, экзистенциальные кризисы, запой или еще Бог знает что. И никто не догадается дать руку, а, впрочем, знаешь, даже если и дадут, не факт, что ты не сочтешь это издевкой... Словом, хватит. Вот.



Я был там, был здесь, я был везде, я все видел, но ничего не запомнил.

Но многое забыл. У меня был дырокол и медленносшиватель. Обычно я

пользовался ими днем, после приема у мозамбикского посла. Они возвращали мне

мое душевное равновесие.

Я видел его, я видел ее, я видел почти всех, но я не видел себя. И все

потому что у меня нет зеркала. Я не держу его, поскольку оно имеет

обыкновение мешать моим утренним мыслям. Зато у меня есть лужа ананасового

сока. Она лежит у меня в холодильнике рядом со Справочником Начинающего

Крамолова. Это моя любимая книга. Правда, я ее ни разу не читал, но она мне

все равно нравится. Я хочу сохранить ее для моих будущих детей, если,

конечно, им когда-нибудь заблагорассудится появиться на свет.

Так вот, у меня нет зеркала. А еще у меня нет кота, которого зовут

Плутарх. Этот кот, старый, седой, толстый и ленивый, а питается он комарами.

У него римский нос и голубые глаза. Осенью он линяет, сбрасывает рога и

погружается в спячку. Зато летом он почти не спит и целыми днями пропадает в

радиомагазине: он спекулянт. Я терпеть не могу спекулянтов, но кота Плутарха

люблю: он хороший. Очень жаль, что у меня его нет. Из моего окна виден

натюрморт. Да, да, натюрморт в полном смысле этого слова: на соседней крыше

вот уже месяц лежит дохлый слон. Я читал, что никто не знает, куда идут

умирать слоны. Так вот знайте, что слоны идут умирать на мою соседнюю крышу.

За умеренную плату могу сообщить вам адрес. Пожалуй, пора готовить ужин и

идти на прогулку. Почему ужин? Потому, что сейчас утро, а вечером я не успел

перекусить. Сейчас мне ужасно хочется курить, но не в моих правилах курить

натощак. Это чрезвычайно вредно для здоровья. А здоровье - это чертовски

важная штука, которая нужна мне для того, чтобы дожить до ста тридцати двух

лет. Зачем мне это нужно? Для того, чтобы пережить мозамбикского посла. Он

мне смертельно надоел, и на склоне лет мне будет приятно каждый вторник

посиживать на его могиле. Сейчас, с вашего позволения, я заварю себе чашечку

молока. Вы умеете заваривать себе молоко? Нет? Напрасно. Я умею, но это мой

тайный секрет, и я, пожалуй, унесу его с собой в могилу. Но это будет не

скоро, я надеюсь. Лет эдак через сто-сто двенадцать.

А еще я хочу достать бомбардировщик. Я бы поставил его в лесу и сделал

бы внутри ночной бар. А в топливных баках я бы солил огурцы и мариновал

помидоры. Правда, я не умею этого делать, но я бы кого-нибудь нанял. Этого

человека звали бы Симпсон, он был бы уроженцем штата Северная Каролина,

отставным офицером флота и любителем покера. Мы играли бы с ним в покер, а

иногда в канасту, днем бы он солил огурцы и мариновал помидоры, а вечером мы

сидели бы с ним в ночном баре и смотрели бы по телевизору хоккей, детективы

и эстрадные программы. Ночной бар - это очень полезная вещь, особенно если

про него никто не знает. А если в бомбардировщике что-нибудь начало бы

взрываться, то мы бы спустились в бомбоубежище. Там тихо, светло и печально.

Но, впрочем, лучше бы там было громко, темно и весело. И это было бы не

бомбоубежище, а ночной бар, но про ночной бар я вам, кажется, уже

рассказывал. А еще мне нужен грохот. Я сбился с ног, разыскивая его по

магазинам. Его нигде нет, а промышленность, кажется, его не выпускает. Вы не

знаете, где можно достать грохот? Что я с ним буду делать? О?! Я его буду

хранить и лелеять. А включать я его буду только по субботним вечерам, чтобы

дома не было так тихо и чтобы мне не приходилось опять напиваться. Я не

люблю напиваться, потому что утром следующего дня чувствуешь себя теплым и

глупым, и приходится опять заваривать себе молоко, а это очень длительная и

трудоемкая процедура, и каждый раз она меня угнетает. Угнетает настолько,

что мне хочется все бросить и улететь в Бичкрафтсити. Бичкрафтсити - это

город, в котором я родился во второй раз. Там светит солнце и царит Сухой

Закон. Там живут люди и муравьеды. Муравьеды едят муравьев и комаров, и

поэтому там не бывает дизентерии. А иногда там, все-таки, идет дождик, вы

знаете, дождик, как рука моей женщины. Наверное, вы ее не знаете. Ее зовут

Анастасия, и она еще жива, но скоро она умрет. Я думаю, тогда я тоже умру.

Но я умру не скоро: лет через сто - сто двенадцать. Я пойду умирать на крышу

соседнего дома; я очень люблю слонов, точнее, не слонов, а слоников - я их

люблю не меньше, чем кота Плутарха, но все же он лучше. Он мне чем-то ближе.

А сейчас пора поторапливаться: я спешу на открытие Зоопарка. Меня

пригласили туда, как почетного члена Общества Охраны Муравьедов. Наверное,

меня попросят перерезать ножницами ленту. Это весьма тяжелое и очень

ответственное дело, но зато мне потом вручат цветы, а цветы я люблю. Поэтому

я, пожалуй, все-таки схожу и перережу эту самую ленточку на воротах

Зоопарка. Слово "Зоопарк" мне нравится гораздо больше, чем слово "Зверинец",

а гостинец - это, вообще говоря, почти подарок, а подарков мне очень давно

никто не дарил, а это довольно грустно, что там ни говори. Но еще грустнее

мне будет вечером, когда я приду домой. Я буду утомленным и замученным. До

того замученным, что мне опять будет казаться, что на крыше соседнего дома

лежит мертвый муравьед, или мертвый слон, или мертвая Анастасия. И мне опять

станет грустно, и я опять долго не смогу уснуть. И, наверное, я опять

напьюсь пьяным. А утром я опять проснусь чертовски уставшим. Я чертовски

устал просыпаться чертовски уставшим. И заваривать молоко.